— Да это… винцо, — распробовав, улыбнулся я. — Хоть и слабенькое, и сладенькое, но время скоротать вполне сгодится…
— Иловайский, ау?! — окликнул меня Катенькин голосок, и я не сразу сообразил, что разговаривает она со мной из волшебной книги. — Ты чего, пьёшь небось? Так я и знала! Оставь мужика одного в доме, он непременно выпивку найдёт. Положь моё мартини, алкаш несчастный!
Я едва не выплюнул вино струйкой обратно в бутылку.
— Так, давай сглотни и докладывай. — Катенька с экрана книги выглядела довольно строго, но глаза её смеялись. Она была одета в платье простой послушницы из монастыря, но за её спиной мелькали люди в разных костюмах: военные, гражданские, чиновные, но всё какое-то ненастоящее, надуманное, маскарадное. Ну да она и говорила вроде про научный конгресс, но неужели все эти лица учёные?
— Илюша, у меня роуминг, — сделав умоляющие бровки, протянула моя любимая. — Давай коротенько, ты там ничего серьёзного не наворотил?
— Нет, — подумав, решил я. — Да всё в порядке, звёздочка моя ясная, из дворца не выхожу, с народом через забор общаюсь, беспорядков не замечается, Моня, Шлёма да баба Фрося помогают, как могут. Йогурты ещё есть, колбаса тоже, чего ж не пожить как-нибудь?
— Ой, не скромничай, я тебе всё равно не верю… Точно ничего такого не было?
— Какого такого?
— Ты с кем разговариваешь, что за тайны от коллектива?! — влез в нашу беседу чей-то неприятный голос, и мужская рука обняла Катю за плечи. Она недовольно поморщилась, но руку не стряхнула…
— Ладно, милый, я всё! Перезвоню! Пока, пока!
Изображение погасло. Я тупо уставился в чудесную книгу, ожидая, что прелестница покажется вновь, но увы… Снова замельтешили квадратики камер наблюдения, снова на улицах города фланировала, болтала и дралась нечисть, но мне всё это уже не было хоть сколько-то интересно. Кто это обнимал её за плечи? Почему и по какому праву? И что это за научная конференция, где ряженые учёные шумят, танцуют (там музыка громыхала, я слышал), почему Катя так резко ушла из книги, ничего мне не объяснила, оборвала, как мальчишку…
Настроение было испорчено безвозвратно. Я сунул её бутылку обратно на полку, мысленно пообещав себе вообще ни к чему тут не прикасаться. И есть ничего из её припасов не буду. Поголодаю два денёчка, посты соблюдать всем полезно. В крайнем случае всегда можно наведаться к отцу Григорию — если он не пьян, не воюет и сам сыт, то накормит. А если нет, то убьёт. Тоже запросто, так что уж тут «или-или»… Но здесь всё одно ничего не возьму. Потому что нечего так со мной, у меня тоже гордость есть, я тоже не сын собачий!
Проверив пистолеты, я положил их перед собой, повесил дедову саблю рядом, на спинку вертящегося стула, а сам сходил вниз, задал адским псам корму из большущего пакета с собачьей мордой и, подобрав ещё парочку упавших прошений, попёрся к себе наверх. Вот там уже уютно устроился на маленьком диванчике, скинул сапоги и углубился в чтение.
Нечисть подошла к данному вопросу серьёзно; судя по красоте почерка и чистописанию, все бумаги были написаны у одного, максимум двух, профессиональных писцов. В массе там, конечно, был полный бред, но несколько просьб вкупе с манерой обращения доставили мне немало приятных минут… Кое-чем готов поделиться, мне понравилось:
......«Купил пачку табаку, а на ём написано: „Вызывает импотенцию“. Это чё за слово такое? Это чё они с нами творят, ваше превосходительство? Возвернул, взял другой, со старой надписью: „Курение убивает“, сразу и успокоился, от сердца отлегло…»
...«С мясом надо чё-то решать! У меня ж коровы худеют, покуда вегетарианцы у них силос тырют и жрут наглым образом!»
...«Сколько можно терпеть, если вы казаки?! Они уже все наши рынки захватили! Гнать их, всех гнать, особенно отца Григория! Только цивилизованно, интеллигентно, без обид чтоб, и гнать, и… ну, не трогать их, в общем. Вот как бы мы проснулись, а их нет! И будет всем нам счастье…»
...«Водку — в каждый дом!»
«Первое, мужиков не хватает! Второе, я имела в виду мужчин! Третье, именно мужчин, а не мужиков! Четвёртое, но мы, бабы, тоже те ещё… Пятое, то есть в смысле женщины! Отсюда вопрос: и что мне со всем этим делать, а?! Вот и ответьте!»
Но самое трогательное, что, оказывается, одно письмо было от моего старого знакомого, еврейского чёрта, мелкого розничного торговца:
...«Таки имею желание открыть у вас лавочку. Но не имею возможности, начальство сдерёт три шкуры, начиная с хвоста, а оно мне надо? С другой стороны, почему бы не обратиться к хорошему человеку, который войдёт на паях, и это будет маленький гешефт, о котором никому не надо знать. Немного вложений, фирму пишем на ваше имя, а проценты за идею вы выплатите мне в какие-нибудь пять лет. Шо такое пять лет, если вы молоды и проживёте ещё сто?! Это даже смешно! Я отдаю последнее, и шоб ви были до гроба счастливы за „такие проценты“…»
Ну вот, ещё только мне в Оборотном городе своей недвижимостью обзавестись осталось. Получить прописку, осесть здесь, под землей, и только по ночам вылезать на свежий воздух, под звёздное небушко, дышать полной грудью на кладбище. Нет уж, братцы, казаку без России да без воли не жить. С этими мыслями я вроде начал даже задрёмывать, глаза-то устали от чтения, и, наверное, всё же уснул, но через какое-то время глаза неожиданно раскрылись сами. Словно бы что-то подбросило меня на диване, я не стал дожидаться характернического покалывания иголками в левой ноге, а, схватив оба пистолета, кинулся по лестнице вниз прямо босиком.