Фёдор Наумович поправил пенсне.
— Прохор, поверьте, всё это для вашего же блага. Я, как врач-с, категорически утверждаю, что вливания в muskulus gluteus maximus делают-с чудеса! Вы будете-с у меня бегать как новенький. Конечно, от применения-с одной клизмы всех болезней разом не победишь, но две-с, три-с, может быть, даже четыре-с клизмы, и вы…
Первый выстрел заставил его присесть, второй — бросить в нас злосчастной клизмой и со всех ног кинуться догонять более умного товарища по непростой медицинской деятельности. Куда только алкоголь выветрился, ау?!
Я отобрал у старого казака ещё дымящийся пистолет и укоризненно покачал головой:
— Зря ты так, люди добра хотели, с мирными намерениями пришли, предупредили заранее, чего хотят, куда и почему… А ты в них стрелять. Нехорошо, дядя бы не одобрил.
— Да сам знаю, — огорчённо сплюнул Прохор. — Зазря только порох стратил, энтим аптечным пиявкам и одного подзатыльника на двоих хватило б, чтобы впредь не лезли к станичнику с такими предложениями… Лечить они меня вздумали… Клизмой?! Сами вон идите и лечите ею друг дружку по очереди!
Он ещё долго возмущённо распинался по этому поводу, а я всё не мог сообразить, что же меня тут так зацепило и не отпускает? Какую важную мысль пытался донести до нас вечно нетрезвый, но, как ни верти, опытный полковой врач? Что-то такое о разнообразии полезных свойств клизмы? Или я опять всё путаю?!
— Помолчи, а…
Мой денщик изумлённо заткнулся. Я не часто позволяю себе разговаривать с ним в таком тоне, но обстановка не располагала к миндальничанью. Конечно, он наверняка на меня обиделся, но и я сейчас был не в том настроении, чтоб лишний раз кого-то уговаривать.
— Сиди тут. Лучше спи. Я скоро. Главное, не стреляй больше ни в кого. И так на нас соседи косо смотрят, ни на одном дворе так часто не палят из обоих стволов, как у нас на конюшне. И не дуйся, вернусь живым — извинюсь.
Прохор тяжело вздохнул, скрипнул зубами и выудил из-под тулупа ещё один заряженный пистолет.
— Левый заряд — свинцовый, правый — серебряный. А коли ещё раз на меня наедешь, так не спущу… Сам с тобой пойти не могу, но хоть казаков возьми!
Я отрицательно покачал головой, коротко обнял его на прощанье и, быстро выйдя на улицу, уверенно зашагал по ночному селу. Мне не нужно было искать привидение аптекаря-оборотня, оно само меня найдёт. И раз мне передали для него чудный подарочек, очень полезный во всех смыслах, пусть только подойдёт поближе…
На чёрную свалку за селом вышел уже почти к полуночи. Нехорошее место, грязное. В деревнях, как правило, безотходное производство, но иногда случается закапывать то, что уж никак не используешь: если скотина от мора падёт, вещи всякие, какие от самоубийцы останутся или на которые порча наведена, собак бешеных, крыс дохлых, пауков страшных, гадюк битых, ну и всё такое…
Тоже ведь, что не сожжёшь, надо где-то зарывать, да и пепел нечистый стараются по ветру не развеивать, мало ли кому какую заразу занесёшь, а сырая земля всё примет, все мы, чистые и нечистые, из неё вышли, по ней ходим, в неё же уйдём.
Я довольно быстро отыскал неприметный бугорок уже засохшей степной земли. На нём не было ни единой травинки, казалось, даже случайно долетавшие листья каким-то образом избегали касаться этого места. Вот здесь хлопцы и закопали порубанный на куски труп гиены. Ожить после такого, конечно, невозможно, но, видимо, слишком велика была жажда крови у покойного аптекаря, если он сумел хоть так вернуться. Привидением запросто не становятся, как правило, этому предшествует неожиданная смерть, без веры и покаяния, недоделанные дела, неисполненные клятвы, испуг, ненависть, долг…
Я не задумывался, почему это знаю, как не задумывался и о том, что оборотень встретит меня здесь, на своей территории. Ибо вот тут, над закопанным нечистым прахом, ночью один на один он втрое, а то и вчетверо сильнее меня. Но он знает, что я не отступлю, потому что некуда отступать. И не сдамся. Но не потому, что нет возможности сдаться, а потому что тогда меня, быть может, и пощадят, а ведь пощадивший враг уже не враг, но милостивый хозяин… Не дождётся!
Он снова хочет крови, и все его нападения на остальных по большому счёту вели к одному — заманить меня на свою могилу, чтобы ещё раз посмотреть друг другу в глаза и взять реванш за ту ночь, когда я вывел его под серебряную пулю…
— Ну что, Анатоль Францевич, выходи! Чего ж зря со спины подкрадываться?
— Откуда узнал, характерник? — змеиным шипением раздалось сзади. — Призрак бесшумно ходит, запаха от меня нет, каким чувством почуял?
— Просто догадался, — спокойно обернулся я.
В трёх шагах от меня за моей спиной покачивалась на тонких ножках призрачная фигура гиены с пылающими адским пламенем зрачками.
— А вы, оказывается, ещё и говорить можете.
— Только здесь, хорунжий, только здесь. В других местах, на освящённой земле, у меня сил меньше, — кашляя, начал он, медленно обходя меня по кругу. — Долго я тебя ждал, ох как долго. Тебе не понять, сколько страсти и злобы переполняло меня, чем мне пришлось заплатить всем силам Тьмы, чтобы получить этот шанс. И мне даровали достаточно мощи, чтобы отомстить…
Я ничего не успел сделать, потому что серая тварь просто исчезла на миг, а когда вновь увидел её уже слева, то с ужасом понял, что моя левая нога словно надломлена в колене. Дикая боль пронзила от пятки до бедра, и оборотень злорадно ухмыльнулся.
— Я дам тебе умереть медленно, не сразу, чтобы ты прочувствовал каждый миг умирания. Но не бойся, Иловайский, умрёшь только ты, других я не трону. Даже Хозяйка останется жить, если, конечно, мне не взбредёт в голову передумать.